* * *
Идут часы, и дни, и годы. Хочу стряхнуть какой-то сон, Взглянуть в лицо людей, природы, Рассеять сумерки времен... Там кто-то машет, дразнит светом (Так зимней ночью, на крыльцо Тень чья-то глянет силуэтом, И быстро спрячется лицо). Вот меч. Он - был. Но он - не нужен. Кто обессилил руку мне? - Я помню: мелкий ряд жемчужин Однажды ночью, при луне, Больная, жалобная стужа, И моря снеговая гладь... Из-под ресниц сверкнувший ужас - Старинный ужас (дай понять)... Слова? - Их не было. - Что ж было? - Ни сон, ни явь. Вдали, вдали Звенело, гасло, уходило И отделялось от земли... И умерло. А губы пели. Прошли часы, или года... (Лишь телеграфные звенели На черном небе провода...) И вдруг (как памятно, знакомо!) Отчетливо, издалека Раздался голос: Ecce homo! Меч выпал. Дрогнула рука... И перевязан шелком душным (Чтоб кровь не шла из черных жил), Я был веселым и послушным, Обезоруженный - служил. Но час настал. Припоминая, Я вспомнил: Нет, я не слуга. Так падай, перевязь цветная! Хлынь, кровь, и обагри снега! |
Ecce homo! - Вот человек! (лат.).