Господь, ты слышишь? Господь, простишь ли? -
Весна плыла высоко в синеве.
На глухую улицу в полночь вышли
Веселые девушки. Было - две.

Но Третий за ними - за ними следом
Мелькал, неслышный, в луче фонаря.
Он  был неведом... одной неведом:
Ей казалось... казалось, близка заря.

Но синей и синее полночь мерцала,
Тая, млея, сгорая полношумной весной.
И одна сказала... "Ты слышишь? - сказала. -
О, как страшно, подруга... быть с тобой".

И была эта девушка в белом... в белом,
А другая - в черном... Твоя ли дочь?
И одна - дрожала слабеньким телом,
А другая - смеялась, бежала в ночь...

Ты слышишь, господи? Сжалься! О, сжалься!
Другая, смеясь, убежала прочь...
И на улице мертвой, пустынной остались...
Остались... Третий, она и ночь.

Но, казалось, близко... Казалось, близко
Трепетно бродит, чуть белеет заря...
Но синий полог упал так низко
И задернул последний свет фонаря.

Был синий полог. Был сумрак долог.
И ночь прошла мимо них, пьяна.
И когда в траве заблестел осколок,
Она осталась совсем одна.

И первых лучей протянулись нити,
И слабые руки схватили нить...
Но уж город, гудя чредою событий,
Где-то там, далеко, начал жить...

Был любовный напиток - в красной пачке кредиток,
И заря испугалась. Но рукою Судьбы
Кто-то городу дал непомерный избыток,
И отравленной пыли полетели столбы.

Подходили соседи и шептались докучно.
Дымно-сизый старик оперся' на костыль -
И кругом стало душно... А в полях однозвучно
Хохотал Невидимка - и разбрасывал пыль.

В этом огненном смерче обняла она крепче
Пыльно-грязной земли раскаленную печь...
Боже правый! Соделай, чтобы твердь стала легче!
Отврати твой разящий и карающий меч!

И откликнулось небо: среди пыли и давки
Появился архангел с убеленной рукой:
Всем казалось - он вышел из маленькой лавки,
И казалось, что был он - перепачкан мукой...

Но уж твердь разрывало. И земля отдыхала.
Под дождем умолкала песня дальних колес...
И толпа грохотала. И гроза хохотала.
Ангел белую девушку в дом свой унес.